Храбрость занимает среднее место между самонадеянной отвагой и робостью.
Стыд и честь — как платье: чем больше потрепаны, тем беспечнее к ним относишься.
Собственная нравственная нечистоплотность — это знак презрения к самому себе.
Прекращение деятельности всегда приводит за собой вялость, а за вялостью идет дряхлость.
Первую чашу пьем мы для утоления жажды, вторую — для увеселения, третью — для наслаждения, а четвертую — для сумасшествия.
Обвинить можно и невинного, но обличить — только виновного.
Нет в мире ничего, что могло бы достичь совершенства уже в зародыше, напротив, почти во всяком явлении сначала — надежды робкая простота, потом уж — осуществления бесспорная полнота.
Неполно счастье тех, богатство которых никому не ведомо.
Мера богатства — не столько земли и доходы, сколько сама душа человека: если он терпит нужду из-за жадности и ненасытен к наживе, то ему не хватит даже золотых гор, он постоянно будет что-нибудь выпрашивать, чтобы приумножить нажитое прежде. Но ведь это и есть настоящее признание в бедности, потому что всякая страсть к стяжательству исходит из предположения, что ты беден, и несущественно, насколько велико то, чего тебе не хватает.
Люди порознь смертны, в совокупности — вечны.
Коли в суждениях доверяться больше глазам, нежели разуму, то мы мудростью далеко уступили бы орлу.
Голого раздеть и десяти силачам не удастся.
Время крылато, мудрость медлительна, смерть скорая, жизнь жалкая.
Нет для меня уважения дороже, чем уважение человека, которого сам больше всех по заслугам уважаю.
Жизнь есть сочетание меда и желчи.